Цитатник Neverlands

Я встал из-за стола и подошёл к тумбочке, заменяющей мне здесь чайный столик, налил из пластиковой шестилитровой бутылки воды в электрочайник, включил.
- Товарищ полковник, мне выйти? «Особиста» вызывать?
- Останься. И никакого «особиста». Сами сейчас немного погомоним.
Тело на полу не подавало признаков жизни, хотя я знал, что она сейчас лежит и судорожно ищет выход из создавшейся ситуации. Ищет, и не находит. Это только в плохоньких «боевиках» главный герой (или злодей, что, впрочем, иногда бывает одно и то же) вскакивает и сам (сама), в одиночку, убивает чуть ли не весь полк одной отвёрткой и скрывается от преследователей. В реальной жизни всё значительно проще – если уж задержали подобного рода «фрукт», то сбежать вряд ли удастся ей. Она снайпер, а не «коммандос», а потому со ста метров со снайперки она «сделает» любого моего разведчика, но при физическом контакте шансов у неё ноль целых ноль десятых.
Я подошёл ближе и взялся за то, что под тканью маскировки должно было быть её головой. Взял и поднял, чтобы взглянуть на первую в моей жизни женщину-снайпера, снайпера-врага. Поднял и…
Правая сторона лица у неё была сплошным кровоподтёком, видать стукнули прикладом при задержании. Но на лице двумя чёрными углями горели её глаза, горели ненавистью, нечеловеческой ненавистью и фанатизмом. И тут я вспомнил её, вспомнил…
- Дима, стул!
Стул стукнул ножками глухо об утрамбованную землю в палатке. Я поднял рывком её и усадил на поданный стул. Она села, слегка качнувшись, но тут же выпрямилась и не мигая смотрела в мои глаза. Она тоже меня узнала и сразу прочитала в глазах моих приговор.
- Ну, здравствуй, Гхана.
Она не мигая смотрела на меня и с трудом разжала разбитые в кровь губы.
- И ты не болей, Найтхок…
Натхок, Ночной Ястреб… Одно из тех имён, которые я забыл уже давно, а она помнит. Помнит она, помню и я. Спираль. Спираль времён…

Он умирал. Умирал у меня на руках. Умирал мой лучший Друг. Единственный Друг. Капля за каплей их него уходила жизнь. Сердце ещё стучало, жило, по венам гоня кровь, а та тугими толчками выходила из раны. Стрела чуть ниже шеи вошла в моего Друга, а я не мог ничего с этим поделать, лишь держать его на руках и смотреть в глаза.
Нет, меня не заслонил Друг от стрелы, не спас, закрыв собой. Мы стояли рядом у открытого окна и смотрели на Город, который взяли пару часов назад. Дым пожарищ, крики и плачь людей, лай собак и кудахтанье кур – обычные звуки разграбления после взятия Города. Стояли и смотрели на тихую когда-то улочку, по которой суетливво передвигались воины нашего войска и войска союзников. От дома к дому, от двора ко двору. Священное правило «трёх дней» никто не отменял и мародёрство цвело во всей красе. Жестоко? Нет. Воины должны чувствовать вкус победы. Они должны не только умирать, но и хотя бы три дня жить по своим законам – по законам крови, грабежей и насилия. Это война.