Обидно умирать на рассвете. Обидно умирать, когда за окнами тихо падает снег. Обидно умирать, когда тебе тридцать лет. Обидно умирать от инфаркта именно тогда, когда все врачи уже вздохнули с облегчением – «вытащили таки, вопреки всему». Да и просто обидно умирать. Страшно умирать. Но страшнее не умереть даже, а продолжать жить в это ясное рассветное утро. Страшно, потому что не знаешь, что с тобой было тогда – сон, или явь. И не знаешь, кто откроет дверь в палату, где ты лежишь, окутанный проводами и капельницами. А за окном всё так же тихо падает снег, укрывая землю белоснежным покрывалом, оседая на ветках деревьев кружевами и тая на одежде у людей, что стоят на остановке возле ворот больницы.
И я не знаю, буду ли я жив через три минуты, или же моё время вышло. Всё зависит от того, кто войдёт в палату. Выбор не велик – это войдёт моя жена, только кто она – Виктория, или Ольга? Сердце стучит ровно, словно и не был я при смерти. Осторожно ручка поворачивается вниз, медленно открывается дверь и входит…
Ощущения полёта не было. Да и многого того, о чём говорят те, «кто вернулся с того света» тоже. Просто последней мыслью перед операцией была «Как же мало я пожил» и я отключился. А потом было ощущение невесомости и словно резкая вспышка, как будто в тёмной комнате резко включили свет, а в это время вы смотрели на лампочку.
Я сидел за столом и с удивлением смотрел на человека, сидящего напротив и пьющего чай. Вот уж кого я не ожидал увидеть здесь и в такой обстановке, так это Шона Коннери, к тому же пьющего чай из чашки тонкого фарфора. Когда же он заговорил, то мне первая в голову пришла мысль «удивляться сегодня не удастся». Шон Коннери говорил на чистейшем русском языке.
- Чаю будешь? Можно с печеньем. Хороший чай, крепкий, как ты любишь и с сахаром, хотя честно я пью без него.
Отказываться было бы верхом глупости.
- Буду… Шон?
- Вот так и знал, что первый вопрос будет именно этот. Хочешь, я стану не Шоном Коннери, а Памелой Андерсен? Только разговора у нас не получится: ты будешь пялиться на мою грудь и мечтать трахнуть.
- Но почему именно он? И кто Вы на самом деле?
- Вопросы, в принципе, правильные, только заданы не в той последовательности. Отвечу с конца, если ты позволишь.
Мужчина поставил на блюдечко чашку, достал из кармана платок, аккуратно вытер губы и так же аккуратно его спрятал.
- Ты пей чай. Хоть он и не остынет, но лучше совмещать полезное с приятным.
- У нас так мало времени?
- Времени здесь нет вообще, так что говорить мы можем «годами», если будет о чём.
Я взял чашку чая и отхлебнул. Действительно, такой чай, который мне всегда нравился. Немного тёрпкий, в меру сладкий и горячий. На столе сами собой появились чайник, ваза в печеньем, молочник, сахарница и даже, что было удивительнее всего, подставка с зубочистками. Если сейчас войдёт санитар со шприцем и меня уколет, я тоже не стану удивляться. Честное слово – не стану. Но санитар не вошёл.
- Матрица какая-то…
Сидящий напротив улыбнулся.